Я.. пытаюсь тебя понять, - Джаст откликается не сразу и словно спросонья. За это время Лари успевает улыбнуться, протянуть руку, которую Чу ничтоже сумняшеся пожимает, и отпустить какую-то доброжелательно-издевательскую фразу, которая тонет под волной чудовищного ужаса, ледяными ручейками наползающей со спины: Ты какой-то странный, другое построение разума.. логических цепочек.. Син чего-то совсем перекошен..
Роттэн медленно опускается на пол, вцепляясь в собственную шевелюру. Ничего не видит широко распахнутыми глазищами, с совершенно наркоманскими зрачками. Ничего не слышит за гулом в ушах. Даже своего, не хрипловатого, как обычно, а болезненно сиплого стона вслух:
- Джааст.. Чини меня обратно..
Это вот то самое слияние, незаметно перекроившее нас? Мысли мечутся, колются о внутренности, что ощущается почти физически, и, пробивая навылет сознание, уносятся нерассмотренными. Верните меня как было.. Роттэн трёт глаза, но душевных сил не хватает даже на то, чтобы почувствовать к себе отвращение – так полно отдаётся Чу священному ужасу. «Если я – больше не я, значит, меня нет и никогда не было. Боги тёрна, верните мне меня, мы будем, правда…» Со стороны Чу было сделано всё, что можно, по крайней мере, всё, что было доступно. А значит, ситуация безнадёжна. «Я умерла.. умер.. тьма.. не тьма – боги тёрна.. а Лари, возможно, сейчас начнёт приводить меня в чувство - какая глупость, лучше бы кто-нибудь привёл меня в меня...»

Чьи-то руки, чьё-то тепло и чей-то холод.
- Вара.. – проговаривает одними губами, повторяя за.. кем-то?.. Чу начинает колотить крупная дрожь, из горла вместе с судорожным вздохом вырывается хрип, из прокуренных лёгких, из глубины промаринованной в безумии души. Роттэн прикрывает глаза. Кто?.. Что.. Кто-то посмел украсть меня у меня? Кто, кроме меня.. это не мой голос, это не я, или я, что, в конце концов, происходит?!
Чугада обхватывает себя руками, невидяще озираясь по сторонам, чувствительно задевает кого-то локтем, вскакивает, спотыкается через пару шагов, оказываясь горизонтально, а может, вертикально, и отчаивается найти беспардонного татя, так бессовестно отнявшего единственную по-настоящему ценную и по-настоящему принадлежащую Чу вещь. Кажется, кругом плывут какие-то дикие цветовые пятна с чудовищными текстурами, что-то серебрящееся, что-то густо-красное, что-то ещё, Чу в ужасе зажмуривается, перекатываясь на бок, чтобы унять тошнотворное головокружение. «Я идиотище.. только.. если бы я..»

Варвара Брик сидит на лавке рядом, дрыгая в воздухе ногами – ниже по крайней мере на полголовы, чёрные туфли, чулочки в сеточку, намалёванные подводкой на египетский манер глаза, на голове нечто невообразимое, внутри – ветер и ведьминский бардак. "Знаешь, чем видят слепые?" – у ней сильный голос, послушный и резкий, и её песни грубы, безумны и прекрасны. И жёсткие пальцы с коротко обрезанными, без привычного маникюра ногтями, потому что сейчас период пристрастия к гитарам. "Осязанием," – комментирует она, водя кончиками пальцев в до пепла выгоревших местами волосах Чу, очерчивает брови, скулы, линию губ. Роттэн молчит. Щурится уютно. Это же Вара. "Знаю." Прохладные пальцы проходятся по кромке уха, не знавшей серег. "Хочешь, я презентую тебе кое-что, что ты не сумеешь ни потерять, ни сломать, ни передарить?"

Сознание возвращается вместе с прочими прелестями восприятия, постепенно, сперва в щадящем режиме. Сперва как тепло, накаляющееся до жара. Выпростать руку из-под одеяла, своеобразный теплоотвод, и с самоуничижительным изумлением обнаружить, что да, Чу, детка, представь себе, у тебя таки есть руки. Открыть глаза и непонимающе похлопать ресницами, найдя вокруг что-то с формой и цветом.
А потом приходят воспоминания, потому что они приходят всегда. Потому что провалов в памяти, как ни прискорбно, слава богам тёрна, не бывает. Приходит осознание того, что за твою слабость сейчас отвечает тот, кого это касается весьма смутно, строго говоря – не касается вовсе. Да что за дрянь-то творится, Лари, что ты же возишься-то со мной, как будто собственного ноголомного хаоса мало?
Полежать без движения, сосредоточенно изучая линии какого-то гобелена прямо перед глазами, даже не пытаясь уловить смысл картинки. Поприслушиваться к ощущениям. К дыханию, своему и чужому. Уже почти ровному. Зажмуриться, пряча поглубже тихую подконтрольную панику, выдыхая что-то лаконично-матерное. Что ещё? Не стыдно. Противно, психозы, особенно собственные, брр. Неприятно, что кому-то пришлось стать свидетелем такого позорного приступа слабости. Успокаивающее, как ни странно, присутствие. Вара? Какая, к богам шиповника, Вара, Чу, детка, совсем дуреешь от своих загонов?
Это уже я, так? – Чугада мягко ухмыляется, загоняя ломкое беспокойство ещё глубже.
- Джаст, – приходится прокашляться, чтобы привести в порядок связки, а вот не надо было орать дурниной, истеричная скотина, зато голос, хотя и слабый, звучит ровно и с типичной иронией. – Это уже я? Лари..
Это же Чугада. Чугада станет сожалеть? – чёрта с два: это жизнь. Все чего-то боятся. Да, жалкий вид, но так и бывает.
- ..по крайней мере, теперь ты знаешь, что эта человеческая мерзость мне бывает не чужда. Спешу обрадовать, для меня тоже сюрприз. И ещё, я тут, подумав, уже даже соглашусь на гестаповскую часть твоих методов.
Мне невыразимо.. "тепло" – не то слово, которое можно ставить с твоим именем в одно предложение, не так ли?
- Иди. Тебе надо, - хотя отпускать его вовсе не хочется. Оклёмывающееся сознание рисует дремлющее чучело и разлёгшегося поверх одеяла Сина, планомерно переваривающего обрушившуюся на него информацию, о которую он, похоже, набил себе неслабую шишку на затылке. Чугада и себе не может сказать, чем соблазнителен этот рисунок, но так не делается. Да его с минуты на минуту выворачивать начнёт от переизбытка меня и событий.

Чьи-то холодные пальцы приятно холодят – и греются. Чуть крепче сжать.
- Лишь бы твоё решение совпало с полезным и приятным.. ну, хоть с одним из, - тихий смех. С какого перепугу кто-то за меня переживает? - Я не против твоих привычек, но я против твоего образа мышления – в себе, - голос не срывается даже, чудно, так замечательно, что даже настораживает. – Потерять себя – это единственное, чего я боюсь, - по-настоящему. Что в твоём, Чу, детка, случае характеризуется потерей последних мозгов. И почему у тебя не может быть всё как у людей?
Справимся. Молчание Джа наводит на мысли, что всё ещё по-прежнему, но об этом лучше не думать. Вернее, не в таком бессмысленно упадническом ключе.
Это всё началось, когда Джастин открыл дверь на подземный чердак. Но не из-за этого, потому что тогда – тогда почему только и исключительно Лари? – и ни один из тех, с кем Чугаде приходилось общаться после, не стал объектом перенятия манер и прочего личностного хлама.
Чу бездумно приподнимается, полусидя - лёжа не попьёшь особенно - делает глоток из предложенного стакана и передаёт обратно. Вода обдирает горло, словно в ней градусов сорок.
- Я, кажется, знаю, как можно исправить. Надо закрыть в моём подсознании дверь в тебя. У тебя, соответственно, в меня, но велика вероятность, что точки перехода всё-таки совпадают. Ну..
Когда внятные слова заканчиваются, приходится обходиться жестами. Пальцы, не выплетаясь, скользят по чужой ладони.
- Главное – ещё чего где не открыть не того.

Отредактировано Чугада (20-03-2010 13:03:04)

- Когда ты умираешь наполовину.. многое перестаёт существовать.
Спасибо, кэп, а я-то гадаю. Многое, сказал тоже - полмира существовать перестаёт.
- Мне никогда не приходилось себя делить.
Если уж чему-то отдаваться, то целиком, а если это не подразумевает сокращения функций мозг до однозадачности, то вообще замечтательно. Кстати о себе.
Джаст, приём, он меня игнорирует. Эти девицы поломали ему адеквалку. Сейчас же пообещай мне, что на днях мы с тобой спустимся в моё подсознание и поищем грёбаную дверь, не то, предчувствую, будет рецидив, и тогда меня точно от себя стошнит. Если в сознание вернусь. Или скажи, как мне сделать это самостоятельно.
Вообще-то, придурочное ты чучело, Чу, детка, хорошо бы переключиться со своих эгоистично-страдательных на что-то другое, пока и правда чего не случилось. Вот, например, сидит человек, который тебя только что, несмотря на собственные, твоими же побасенками организованные психозы, имел неудовольствие с тобой возиться. То ли чаю ему горячего приволочь, то ли лисичку.
- Я хочу, что бы ты привёл сюда Лиску. Ко мне она не пойдёт.
Лари.
Чугада садится окончательно, роняя с себя одеяло, следом вполголоса что-то вроде "прелесть какая", натягивает одеяло обратно, оставив фразу про "прелесть" валяться где-то сверху. «Так ясно же - у тебя стресс. Hу, когда стрясется что-нибудь и человек больше не может.» Заодно повысить здравую думательность.
- Не шугайся, - негромко, ровно-предупреждающим тоном. Ладони, мазнув по запястью, с нажимом скользят по шее, разминая мышцы, ныряют в серебристые волосы, лёгкими движениями совершенствуя приток крови к голове.
- Я приведу, - в голосе слышится околочеширская улыбка, - только помни, без увечий. А мне-то всё думалось, чем развлечь её на первом свидании..

Отредактировано Чугада (22-03-2010 08:12:23)

Вот так всегда, взбрендится помочь человеку, а тот сразу ищет какие-то запредельные морально-сексуальные подтексты, боги шиповника цеди этих идиотов. Чу пожимает плечами и откидывается обратно на подушки, подложив руки под голову.
- Не вижу конкретно в этом действии никаких особенных отношений, - хмыкает, сгоняя с лица вкравшуюся ухмылку. Ладно, не суть. Нравится сидеть на нервах – да ради богов тёрна. – Ну - не больше, чем в том, как ты пытался привести меня в чувство.
И вот не надо меня убеждать, что это вещи разных порядков.
Потолки везде одинаково кривые, поэтому Чугаде довольно быстро наскучивает беглый осмотр, и взгляд вновь возвращается к промораживающему глазами дверь Лари, от которого исходят слабые волны конструктивных измышлений, пронизанных образом сопротивляющейся лисички. Роттэн закусывает губу, прищуриваясь.
Первоочередная задача в этом сомнительном предприятии – удержать девочку в башне?
- Какой она стихии? – тянет Чу и получает граничащий с полным равнодушием взгляд синих глаз.
- Огонь, а что?
Что. Надо подумать. В окно она на одном огне не сиганёт. Потайных ходов здесь нет, прикидывая так размеры комнаты и смотровой площадки, да и назначение полигона для дрессировки хорошеньких лисят не располагает. Вход один, он же выход, спасибо, кэп.
- Могу прирастить дверь к косякам. Или ещё панцирем зафигачить.
Правда, для пущего эффекту этих «могу» неплохо бы начать готовиться уже сейчас. Хотя бы морально.

Чугада следит за Лари одними глазами. Ну-ну, отказался – мучайся на здоровье.
- Ты мог вообще ничего не делать, - Роттэн морщится, поспешно отгоняя взрывоопасные мысли о причине, вызвавшей срыв, ёжится, натягивая одеяло по горло. – Никто не виноват в том, что у меня такие нечеловеческие загоны и устройство подсознания. Но в любом случае это в своём роде всего-навсего услуга за услугу, - как объяснить, что для Чу разницы между этими явлениями немного, беспринципная дрянь не находит, поэтому умолкает.
Под одеялом сразу вполне логично становится теплее, и чучело, не привыкшее страдать от озноба и разглядывающее собственное состояние на манер ребёнка, впервые увидевшего оскаленную собачью морду, приятственно жмурится. По подиуму позвоночника проходится одинокая мурашка, споткнувшись, чертыхается и скрывается где-то над татуировкой, в растрёпанной непослушной копне с пепельными высверками.
- Пробьёт- не пробьёт, но сил затратит больше, чем если без.
Лари садится на край кровати, и Чу нехотя сдвигается к стене, чтобы освободить место. Пригретое, мм. Ладно, не жалко.
- Да я и не собираюсь скрывать, что участвую в этом предприятии по своей воле, - щурится в потолок, терпеливо пережидая новую толпу мурашек. Смысл прятать некоторые вещи от чужих глаз для Чу остаётся загадкой, к примеру, да, зачем скрывать симпатии и неприязнь. Удивлённо фыркает под взмывающими ко лбу бровями, прислушиваясь к ощущениям. Скашивает глаза на Лари, озадаченно хмыкая. – Я мёрзну. Это - Странно. Я никогда не мёрзну.

Отредактировано Чугада (22-03-2010 11:29:00)

Горячая чашка неожиданно приятно обжигает озябшие ладони. Снова приходится осторожно сесть, обхватив её ладонями, вдохнуть умиротворяющий аромат, залипнув в зыбкой паутине обволакивающего запаха. Отхлебнуть густого пойла, сомкнув губы, смаковать послевкусие. Скрип дверок вырывает из зыбкого и непроницаемого, как предутренний туман, состояния: Лари колеблется между распахнутых створок шкафа, словно перед порталом в неизвестность. Чем эта картинка пробивает на улыбку, неясно и самому «чуду».
- Ты.. может, в медпункт? Или можем дойти до директора, небось не поубивает. Он-то разберётся.
- Лари, - укоризненно ухмыляется Чу, пытаясь снова не зависнуть над запахом шоколада, и проговаривает медленно и старательно, - в медпункте мне не помогут. Единственное, что мне гарантированно поможет, - чучело, привыкшее визуализировать проблемы, не поддающиеся материальному решению, уже почти уверено в правомерности собственных догадок, - это спуститься в моё подсознание и найти брешь, через которую в нас двоих туда-сюда носит неведомыми грёбаными сквозняками не принадлежащие нам привычки. Отловить эту живность и приладить дверь.
Опустевшая чашка всё ещё греет руки, и отставлять её не хочется. Как, впрочем, подрываться и куда-то нестись из этого осенённого богами забытья места. Спешить всё равно некуда.
- Правда, если тебе требуется в медпункт, лучше иди, - внимательный взгляд.
Не хочу.
Правда, молчание Джастина действует неутешительно.

Идиот, - Чугада тепло следит глазами за уверенно игнорирующим половину из того, что вываливается изо рта бессовестной дряни Лари, предпочитающим вместо этого бродить по комнате, - я никогда не мёрзну от холода, озноб – явно нервное. Чем устранять тьму невообразимую последствий, не проще ли подкрутить причину – или хотя бы, зар-раза такая, сказать, почему ты так охотно её избегаешь?
Горячий шоколад, негаданно появившийся в руках, действует как первая доза никотина за долгое утро. Пристращусь ещё. Совершенно одурительно.
С плеч сползают мурашки, Роттэн трясёт шевелюрой, жмурится, отпивает ещё. Вот Лосмар, тьму ему в душу, по случаю и без советовал: «Ляг, поспи, и всё пройдёт». Только сейчас это не сработает, потому что эмоционально опустошённый этой омерзительной истерикой организм, разумеется, за ночь наберётся сил и радостно и довольно начнёт всё по новой. Ладно. Не хотите по-хорошему, господа, тогда я наломаю дров самостоятельно, держите меня семеро, и двое – держите нам свечи.
- Чу.. ты не сердишься? Я тебе столько хлопот доставляю.. – голос заставляет отвлечься от агрессивно динамичных мыслей и снова внимательно посмотреть на парня.
- Это, значит, ты – мне хлопоты доставляешь? – с непередаваемым выражением, больше всего в котором мягкого сарказма. Идиот. – Лари.. ляг поспи. Или хотя бы набодяжь себе чего-нибудь тоже и посиди, пять минут ни о чём не думая, - а потом всё-таки ляг и поспи, - это он мне хлопоты доставляет? Это я вокруг него с десятком пледов бегаю, что ли? Вот удумал тоже. Нет, угрызений совести Чугада не чувствует, скорее откровение – ситуацию ещё и так воспринимать можно! – и желание немедленно поменяться с Сином местами.
Но вместо того, чтобы наводить кипеш, прикрывает глаза, делает ещё глоток из чашки и пробует вспомнить ощущения, которые вызвало падение в подсознание, готовясь нырнуть.