Кэм, удирая от чучела, даже успевает пропустить мысль, что зрелище со стороны весьма занятное, хотя, к счастью или нет, наблюдателей не прослеживается. Не выходи Син ночью покурить, - Бредберри не мерзнет, ему снова очень жарко изнутри, он смеется сквозь поцелуй, невзначай тесно и горячо потираясь всем телом о Роттэна, чтобы урвать еще один стон: назвали недотрогой – терпите. Гибко извернуться, выскальзывая из чужих объятий, выцепить суровое-махровое у Чугады, чтобы в две секунды расправить широкую ткань у ног: не на траве же да сучьях кувыркаться. А то, что опять кувыркаться, - сомнений никаких, цена вопроса лишь в длительности прелюдии. Демон придумал себе новую спортивную эстафету «Заведи Роттэна», он хищно скалится, утягивая джунферровца вместе с собой, вниз, заставляя, как минимум, опуститься на колени.
- Ты знаешь, mon coeur, - бес живенько отстраняется от Роот, опираясь ладонями на поверхность позади себя и сероглазо заглядывая в темнющие омуты, - что во время сна именно в ночное время, - язык мелет, а тело само по себе: принц перекидывает ногу через чужие бедра, совершенно похабным образом раздвигая колени, - в периоде с полуночи до трех часов в организме человека вырабатывается гормон молодости, мелатонин, - длинные пальцы соскальзывают с ключиц вниз по бледной коже груди, едва ли задерживаясь на животе, и интимно оглаживают пах, - который мы с тобой сегодня… - протрахали, ладонью обхватить плоть, пропуская вдох и внимательно наблюдая за выражением лица Роттэна.

Чучело откровенно наблюдает, кусает губы, и неуемное подреберное зверье отчего-то ликует, не желая покидать своего «вместилища». Одна-ако. Внутри все сжимается только от одного вида, как этот язык, как эти губы, темные горящие глазища... Принц пропускает мимолетную мысль, что ничего более эротичного ему наблюдать не доводилось, как и испытывать, впрочем. Легкая судорога охватывает низ живота, и аристократ, одномоментно вдыхая в весь объем легких, готов потерять голову от феерических ощущений.
- А-аах, - голос непрошено выдает все безалаберное желание, Кэмерон прогибается в пояснице, закусывает губу, жадно чертя взглядом по чужому телу и лицу, плюнув на тщетные попытки не потерять свое собственное, исключительно по-бредберриевски обычно невозмутимое. – Были, - сквозь довольную усмешку, переходя в хриплый шепот, цедит демон, - но, говорят, я очень… узкий, - почему-то такие слова из собственных уст звучат странно, возбуждающе, но хочется больше. Бес, сладко содрогаясь, неторопливо ведет бедрами, подаваясь навстречу и позволяя трогать себя глубже, чувствительнее, кончиками пальцев стоп игриво и нетерпеливо соскальзывая по чужим бедрам. – А у тебя, не сомневаюсь, тоже были… Mon Dieu, Роттэн! – медноволосый почти возмущается от накатившего, несдержанно стонет от невероятной сладкой напряженности внутри, когда чучело вводит второй палец. Бредберри хочет, облизывая пересохшие губы, неимоверно зажмуриваясь на секунду, а затем поднимается на руках, оказываясь рядом с Чу настолько близко, чтобы сжать в кулак темные мокрые лохмы, притягивая к себе, и глубоко проникнуть языком в его рот, неистово целуя. 

- Ублюдок же, - насмешливо щурится Бредберри, второй раз за ночь сообщая Чугаде свое приятное открытие. Но кто над кем больше посмеялся – пока не определено, и только из серых зенок уже искры сыплются, и принц извивается, выгибается, распрямляется в дугу в руках чучела, и личное пространство его, прижатого горячим телом к земле, сужено до минимума. Кому оно нужно такое чертовски личное, если не с кем разделить. Рыжее мерзавье кусает губы, его едва не колотит, кажется, еще чуть-чуть и он весь изойдется. С губ срывается стон, такой откровенный и искренний, ногти полосуют горячую голую спину чуда, аристократ больно прикусывает кожу на его плече, болезненно посасывает, оставляя яркое пятно, бордово темнеющее в ночи, мол «Мой, понял?».
- Я хочу тебя, - шептать в самое его ухо, тесно обвивая чужие бедра ногами, резким движением выгибаясь под Роот, касаясь своей плотью его, - я хочу тебя внутри, - облизывать основательно припухшие губы вновь, путаясь пальцами в темных патлах.

Принц проваливается в бездну, а Роттэн и его бешеная энергетика заполняют все пространство и межпространство. Стонать скоро войдет в привычку, но молча переносить такое удовольствие невозможно, глупо, нечестно. А когда это Бредберри были честными?.. Думать некогда, тонкие пальцы бледными пауками путаются в чужих волосах, в который раз, кожа горит от частых влажных, болезненных, хищных, страстных поцелуев, и Кэмерон запрокидывает голову, задыхаясь, и Кэмерон жмурится, когда на ресницы наворачиваются слезы от того, что внутри бывает так полно, от того, что Чугада безапелляционно вколачивается в тонкое тело, от того, что в низу живота и по позвоночнику молниеносно раскатывается острое удовольствие с отзвуками сладкой боли. Кэмерон почти срывается в крик, кончая и чувствуя, как содрогается Роот, подаваясь навстречу, вжимаясь так тесно и постепенно расслабляясь под жаркими прикосновениями.