- Ты хочешь со мной поспорить или поссориться? - с лёгкой угрозой в ухмылке вопрошает Чугада, осторожно отнимая кружку у Анхеля, и этого ненавязчивого прикосновения оказывается довольно, чтобы мягким и мимолётным импульсом усыпить новичка. - Мне, как старосте, положено контролировать количество безобразий в школе, и я всего лишь хочу облегчить себе жизнь. Иметь доступ к запретной шебухе будет только наша маленькая компания: я, ты, леди. Может, кто-то ещё, посовещаемся и решим. Но если ты не хочешь в этом участвовать, я не стану настаивать. Я вообще за свободу воли.
Не всегда, правда, вот в постели.. ахм, заткнись, Чу, детка, ты же не хочешь снова разбередить свою гиперэрогенность похабными мыслями? Роттэн невзначай облизывает губы, скашивая глаза сперва на скулы мирно сопящего в стогу парня с веточкой соломинки, коккетливо запутавшейся в волосах, затем на руки Лари, и представляет себе выражение его лица, если его сейчас вот взять за руку и развратно и горячо облизать большой палец, для пущего эффекта представляя на его месте.. Чу, детка, тебе что, тихо сказано?
Вот Джа, и ты туда же. А интересно, какое у меня сейчас было лицо и что он понял по выражению?

- Это не эгоизм, это монополия, - щурится Роттэн. - В любом случае, на моё решение ты уже не повлияешь, так что либо ты "элита" и с нами, либо самостоятелен и выкручиваешься как хочешь. Тема закрыта.
Вообще-то, Чу хотелось обсудить с Лари пароль для кафешек, вернее, одной кафешки, потому что чем шире сеть, тем больше вероятность, что в ней заведётся предатель или, чего доброго, шпион. В чём разница? Предатель - зар-раза разового действия.
Но раз уж Син настолько "не в себе" - а в ком же? - то тут всплыла ещё одна тема, на которую при чужих, пусть даже с такими привлекательными мордахами и прочими частями тела, лучше не распространяться, ибо дело это личное-неприличное.
- Ты мне лучше скажи, только честно скажи, Ветер. Что у тебя там с леди и в какой степени? - надеюсь, внезапность вопроса собьёт тебя с толку, и мне не придётся объяснять, откуда мне вообще пришло в голову его задавать.

- Вот только не надо опять делать вид, как будто ты совсем не понимаешь, о чём я спрашиваю, а не то я решу, что мне надоело разбираться, и она тебе безразлична. Нас ведь никто не подслушивает, неужели так трудно прямо сказать, как ты к ней относишься? В конце концов, ты же прекрасно знаешь, что по части гадания о причинах чужих эмоций я полный профан.
Именно профан, но вовсе не дурак, чучело тщательно прислушивется к Лари, и его щемящая тоска, подозрительно напоминающая глухое отчаяние, ничуть не внушает Чу умиротворения.
- И мне чрезвычайно важно, чтобы близкие мне остолопы пребывали в гармонии с собой, потому что иначе у меня начинаются мигрени, шумы в ушах и несварения желудка. Так что собрался, сопля, в комочек, и сформулировал, - Чу мягко улыбается, касаясь его ледяной руки горячей ладонью. - А я подумаю, как нам помочь.

А Чу и не орёт, Чу вполне спокойно говорит, негромко, чтобы мелкого не будануть и не устроить тому смачный приступ головной боли, да ещё собственных тумаков за то, что слышал чего не надо. Это, видать, Лари слишком громко смыслом сказанного по башке долбануло, вот ему и кажется всякое.
- Так, - говорит Чу, хотя на самом деле всё не так. Особенно состояние Лари, и с этим надо что-то делать, потому что смотреть, как Ветер белеет под хрустальной водой, не доставляет Чугаде никакого равным счётом удовольствия. Зато из путаных фраз становится наконец понятно, насколько леди ему небезразлична.
Роттэн задумывается надолго, аж на целых полминуты.
- Так, - повторяет дрянь. - Ну, в том, чтобы она захотела с тобой встречаться, я не вижу никаких проблем, там всё очень просто. Так что дело только в тебе и в том, чтобы ты не гулял от неё налево. А для этого нам придётся расстаться. Только пообещай мне ещё одну ночь, - голос становится ниже, с хрипотцой, Роттэн кусает губы влажно и смотрит ему в глаза недвусмысленно. - Я соскучимшись.

Чу хмыкает и закуривает, подзывая один из блуждающих волшебных огоньков, чтобы запалить сигарету. Да уж, если расставаться с Ним, то только так, в полутёмном, пропитанном запахом сена, под мягкий колдовской болотный свет и вкусный сигаретный дым. Роттэн встаёт, зажав курево в зубах, подходит, берёт осторожно его руки в свои, снова смотрит в глаза, но уже иначе: открыто, спокойно, без следа от извечной ухмылки.
- Вот видишь, какой ты молодец, - мягко улыбается. - Всё будет как надо, и мы никогда не умрём, - Чу говорит чуть медленнее обычного, знает же эту синовскую привычку пропускать слова мимо ушей в моменты эмоционального накала. - Вы, люди, странные существа, придумываете себе придурочные отговорки, только бы не следовать за своей мечтой. Не бывает достойных и недостойных. Не бывает. Потому что каждый человек - целый мир, и поверь, твоему миру тоже есть, что ей предложить. И многое. Скажу тебе по секрету, она давно к тебе неровно дышит, просто тоже запуталась, она же никогда не подойдёт к тебе близко, пока знает, что мы вместе. Её надо всего лишь чуть-чуть подтолкнуть, помочь ей начать.

- Боги тёрна, душа моя, удумал себе проблему. Лари, ты маг или кто? - Чу едва не смеётся, как просто решаются все его глупости. Вот найти достойную пару, чтоб предки оценили и отцепились, да чтоб с этой пассией потом не окочуриться от скуки ли, от противоречий ли, но это тоже, если вдуматься, ерунда и ждёт.
Роттэн сколоняет голову набок, пожимая плечами.
- Если ты так печёшься о Джасте, чему мы очень рады, ты пекись, детка, пекись, то почему бы тебе просто не отпускать его периодически общаться с Нэлис? Можно для этого даже внешность менять, не думаю, что тебе это заклинание дастся слишком тяжко, ты же сильный маг, когда не ленишься. Вот и все дела. Ну, будем делом зниматься, или ты найдёшь ещё какой-нибудь повод напострадать?
Роттэн затягивается, выпуская густой клуб дыма в толпу мельтешащих огоньков, и отходит к стогу, садится поудобнее. Надо дать ему время осмыслить и переварить всё, ну, насколько терпения хватит. Чу лениво смотрит то на одного парня, то на другого, умиротворённо любуясь. Красивые, зар-разы..

- Да ерунда это всё, - отмахивается зараза от приходящего потихоньку в себя Лари. - Вот скажи мне, ты, когда леди в сторожку волок, что к ней испытывал - неужто равнодушие? Она к тебе - уже точно нет. А дракон в неё, гм, вселился только там. Но, если ты вдруг не вспомнишь, у меня есть контраргумент повесомее: там, когда я заговоримши с ней о тебе, драконица вдруг с чего-то на меня взъелась и долбанула хвостом. А леди ни о чём подобном не думала - она просто мужественно путалась в ваших с ней отношениях. Так что максимум, что могут вызвать конкретно в тебе чувства твоего дракона - ненаправленная симпатия ко всему подряд, и то оттенки чувства, по идее, могут варьироваться в таких широких пределах, что закачаешься. Не, как по мне, ты отдельно, дракон - отдельно.
А что сигарета закончилась - ну, это жалко, конечно, но что поделаешь. Как там было, "хочется закурить, да я уже". Да, Вара тоже писала стихи. Ах, Вара, деточка, давно от тебя вестей не было. Как-то ты там уживаешься с моей неугомонной роднёй и этим беспринципным гадом Марком?
- Но ты, конечно, страдай, кто ж тебе запретит, - хмыкает дрянь, ухмыляясь безо всякого намёка на тоску в сердце.

- Да делайте что хотите, я вам тут помочь пытаюсь, два любителя порассусоливать, теперь это не моё дело, только друг друга не провафлите. А я при встрече скажу леди, что мы расстались, Син, правда, и тут умудрился ничего внятного не сказать, но какое может быть "вместе" после того, как он отказался от близости? - думаю, её эта новость всё же порадует, что бы ты там себе ни думал.
Роттэн затягивается свежей сигаретой, откидывается на обворожительно ароматное сено и ведёт кончиками пальцев свободной руки по скуле дремлющего Анхеля. Анхель прекрасен, Чу его хочется. Пока мимолётно, как дань проснувшимся инстинктам тела, и, вероятно, будь он сейчас в сознании, он стряхнул бы роттеновскую руку. А так можно развлекаться совершенно безнаказанно. Шерсть на загривке дыбится слегка, в глазах загорается звериное.
Один за другим гаснут болотные огоньки, остаётся всего пяток, сумрачно освещающий разные углы обширного помещения недодавленными углями. Чу с ленцой женственно прогибается в спине.
Если б знать, как любить тебя
Или петь как лететь..

Чу смотрит на него, склонив голову в плечу, насколько позволяют цепкие, такие прекрасные пальцы, и не может понять, о какой истерике идёт речь и, более того, о какой такой близости может идти речь, если он уже не хочет Чу. Да и зачем теребить отжившие, суды по всему, отношения, когда можно просто оставаться на уровне? Ведь Лари не стал дальше. Только неясно, сможет ли он теперь стать ближе и зачем ему это.
- О каком "встречаться" ты говоришь, если только что от меня отказался? - хмыкает диво. Его поцелуи холодные, так не целуют, если хотят отстоять своё право на место в чьей-то жизни и постели - будь честнее с собой, Чу, детка, это касается только твоей жизни и только твоего либидо. Роттэн вспоминает поход, вспоминает, как Кэм целовал шею, и плечи, и загривок после обоюдного оргазма, жадно, ненасытно. Как долго не расцеплял руки и не отстранялся. Чу усмехается отстранённо, потому что в кои-то веки в руках одного человека думает о другом, это совсем неправильно и непривычно. Вдруг всплывает в памяти синовское "а если я влюблюсь?". А разве он влюбился?
- Поздно, Лари.

Ну, и чему он радуется? Тому, что это большей частью не из-за леди? Большей потому, что Чугада всё же довольно эгоистичная скотина, а частью потому, что Чу не импонируют действия, к совершению которых толкает меньше двух причин.
Роттэн смотрит на Лари непонимающе, потом во взгляде чернющих глаз мелькает понимание пополам с горячностью, и Чу вынимает из уха серьгу. Немного порыться в кармане - и вот она, вторая. Это такие волшебные карманы или такое волшебное чучело - сказать определённо нельзя, но факт остаётся фактом: что бы дрянь ни искала в джинсах, оно непременно найдётся в течение полуминуты. Если, конечно, его туда заранее положить. В этом принципиальное отличие карманов Чугады от дамских сумок.
- Держи, - Чу протягивает Лари оба серебряных колечка с синими камушками. - Мне дома сказали, что раньше они принадлежали какой-то девушке, которая сейчас мертва, - понятие такта Чугаде неведомо. Как? Вы до сих пор этого не поняли? - Это всё, что они смогли сказать из-за того, что я слишком долго их носимши.
Роттэн высвобождает руку из ладони Син и настойчиво вкладывает в неё серьги.
- Ты тоже в моём, - говорит просто, очень спокойно и даже как-то отстранённо, снова скрывая жар вулкана под земной корой. - Это естественно, ведь из-за Джа мы связаны, - конечно, куда денется это "мы"?