У чудовища жадные, умные глаза, налитые затвердевшим янтарем, блестят на солнце шально. В былые времена Роттэн губил с первого взгляда, - сколько безымянно пропавших. Ведал ли? Подвижный, на грани мистического, горючий камень был тягуч, легко изменял своему узору, обладая почти гипнотическим свойством. Рокелина готова была поклясться, что глаза собеседника могут быть обсидианово черными. Во тьме, в опале, в страсти. Одной искры хватит, чтобы движимая тьма вспыхнула особенным огнем. С тобой такое делали? Блондинка задумчиво любуется, изучает по крупицам, а в пальцах зудящее желание парой размашистых движений зарисовать изумление пополам с раздражением, девица не таит пряную улыбку, отводит взор, но раз за разом по зачарованному кругу возвращается. Чужие мысли веют мхом, свежестью леса после дождя и отчего-то сиренью, магичка инстинктивно растирает пальцы свободной руки. Горящий янтарь пахнет вековыми соснами, - воспоминание из детства на грани с реальностью. Девица Басараб все еще хочет сойти за легкомысленную юницу, решившую пошутить, но маска сыплется с каждой секундой проведенной подле. Чересчур долгие паузы, затяжные взгляды, улыбки кроют болью и удовольствием. Это страх? Почти комплимент. Плечи холодит иллюзия – новое одеяние, Рокель спешит увидеть, что вздумалось чудовищу сотворить.
Тьма у женских ног ускоряет ход, наливается силой, льется через край в преддверии шторма, разбивается о чужие ступни. - Это пакт о намерении? – Рокелина поднимает взор, чтобы бестактно пялится в глаза напротив, ни рассерженно, как хотелось бы Чу, но воспалено. Не ведет ни бровью, ни рукой, чтобы пресечь колдовское марево, наслаждается больше, чем любой другой, почти царственно движет плечами в своей наготе. Последняя ложка мороженного оказывается во рту, сладость тает на языке, истончается вкус сливок и миндаля, Рокель улыбается смешливо. – Меня впервые раздевают так быстро в общественном месте. – Услужливый официант забирает опустевшую посуду, справляется о вкусе десерта, кивает на словоохотливый ответ блондинки, магичка беззастенчиво флиртует. Почти манит обещанием опасности и темного забвения, опускает взор кротко, и был в этом тот же вызов, что в войне или в горах, беспощадный и жестокий, полный женского коварства и изменчивости. Девица Басараб не обещала верности или тепла, но щедро одаривала вдохновением, силой и властью. Чужое внимание горячит кожу, пересохли губы в чувственном влечение, Рокелина поднимает талый взор, чтобы в последний раз взглянуть на официанта, лишая юношу благосклонности. Чудовище заблуждалось в своем выборе, оказавшись меж Сциллой и Харибдой. – Вежливость – это так глупо, - Выпады Чу очевидны, нога, выставленная куда-то под стол, пропарывала личные границы волшебницы, острые взгляды и запах табака, что будет долго жить на чужом теле, в светлых волосах. Стоит ли говорить о вежливости? В лукавой улыбке Рокелины кроется смыслов на несколько томов, как открытое обещание еще предстоящих долгих ночных дискуссий. Щепотка разврата в тело и в голову. Пенится тьма у ног волшебницы, растекается волнами во вне, оплетая одну из девиц за соседним столом, резкий крик боли – это студентка воткнула салатную вилку в руку официанта, причитают подруги рядом. Блондинка почти единственная, кто не повернулся в сторону происшествия, накидывая плеть заклинания на мизинец чудовища, позволяя взглянуть, что происходило в голове у девчонки. Ревность и раздражение, Рокель не эмпат, как старший брат, чтобы легко раздуть чужие чувства, но ловко умеет нашептывать в уши, подтолкнув чужую руку. Вязь еще держит, стоит потянуть и разойдутся швы, причудливо выстроенные тропинки из домино, и люди сидящие рядом перебьют друг друга. Впрочем, скинуть заклятье также легко, чтобы все шло своим чередом. Очередное испытание. – Всего лишь человеческое лицемерие. Ты можешь рассчитывать на моё уважение, не полезу в твою голову… Пока не попросишь. – Тихая усмешка. Еще один отличный момент для побега. Беги же, чудовище! Никто не посчитает тебя трусом.
Рокель рассматривает кольца на своей руке, снимает задумчиво одно – пустая заготовка под артефакт, базовая матрица уже растянута, волшебница крутит серебро в руках, вяжет легко, оставив чудовище наедине со своим выбором. Убить или отпустить? Быть верным своим словам, собственной концепции вежливости и морали или потонуть в обволакивающей и податливой тьме. – Ты фонишь в эфир. Все равно, что табун пустить в бальный зал… - Занятая делом, сообщает Рокель, оставив завесу тишины на попечение собеседника, ухмыльнувшись хмельно и черпнув со своей иллюзии наготы слепок – в полнолуние носить кольцо будет проблематично, везде будет чудится дама пышных форм абсолютно голая, за исключением стратегического фигового листа. Не могла волшебница оставить это без ответа. – От твоего друга это не спасет, но в быту сгодится… - Блондинка коротко задумалась, подула на кольцо, оставляя частичку собственно духа, выставляя полоску серебра на стол, размер подгоняется по руке надевшего. – В ответ я тоже попрошу об одолжение. – Наклон головы, Рокелина тянет с озвучиванием требований, ждёт, когда Чудовище покрутит пальцем у виска, взорвется тирадой о совести или чести, встанет грудью на защиту обиженных и обездоленных, даст повод для травли. Как узок этот путь меж сопротивлением тьме и святой войной. И как сладок миг неведенья, надежды на то, что кто-то сможет справится с этой природной жестокостью, жаждой крови. Магичка старается впитать, как можно больше из этой встречи, вбить под кожу жадные, умные глаза, полные янтаря.
Отредактировано Рокель (05-11-2017 22:10:17)