>>> берег озера, ВнеИгры

В комнате темно, и Роттэн запоздало понимает, что ночевать здесь в планы не входило. Вообще, ну, то есть совершенно, и даже место это Чу видит впервые. Видит, ага, много ты видишь, Чу, детка, при таком освещении?
- Куда ты меня приволок? Боги тёрна, у меня же шмотьё всё в башне…
Из головы вырывается насыщенный, облюбованный за время натужного преодоления ступенек, под конец чудившихся единственной формой существования материи, образ махрового полотенца и банки шампуня. Чугада обо что-то спотыкается, падает на ближайшую кровать и молча радуется, что в спальне, кажется, никого нет. Вспоминается обломанный ноготь, и Роттэн, поднявшись, начинает рыться по карманам в поисках инструмента, вот очень вовремя ты сейчас, детка, Чу.
- Завтра переедешь сюда, ты же не сопливая девчонка, боящаяся того, что скрыто у неё внутри? - изрекает Джа, явно кого-то вспоминая.
Смех сгибает Чугаду пополам, недостаточно громкий, чтобы перебудить всю башню, только из-за того, что нечем дышать. Приходится даже присесть, кажется, мышцы живота болят так меньше.
- Джаст, душа моя… я не думаю, что здесь мне будут рады. И скорее всего, взаимно. И, в любом случае, я обитаю там из других соображений.
Не всегда приятно видеть вокруг толпу суетливых идиотов. Обезопасить обе стороны друг от друга - логичное решение, сберегающее всем кучу нервов. К тому же, там уютно вполне в духе Чу.
Кстати, сопливая девчонка с секретом внутри - не девочка-из-парка ли?
- Но, раз уж я ночую здесь, ты не сообразишь мне помыться? Оно тут есть вообще, предел мечтаний?

- Почти уговорил, - смеётся Роттэн, принимая белеющий в полутьме свётрок. - Так и представляю себе картинку: стою посреди ванной нагишом и смущаюсь полотенца, ага, - тем не менее, восторгу нет предела, вот-вот польётся из ушей. – Он настолько трепетно относится к своим вещам?
До того, чтоб зажухивать чужие полотенца, Чугаде ещё далеко.
- Хотя к старости мне светит, похоже, ибо натура я барахольческая, - фыркает, сопровождая образом почему-то хомячка, с завидным упорством утрамбовывающего за щёку полотенце Лари.
- Покарауль, чтоб никто не ломился? У меня паранойя…
Позаглядывав, на радость парню, во все двери и только с третьего угадав нужную, Чу включает свет, щурясь от внезапной яркости – глаза уже успели приморгаться к мгле, - прикрывает поплотнее дверь, стаскивает с себя одежду.
Ванная - место, где можно остаться совсем одному,
Сбросить груз забот, растворить их в воде.
Дверь заперта и сюда не войти уже никому,
Ты, наконец, один в этой белой пустоте…
В разрез словам песни, Чугада почти с нежностью улыбается, чувствуя, как горячие струи бьют в затылок. Размазывает сползающую с волос пену по плечам.
Ванная - место, где так легко проникнуть в суть вещей,
Поверить, что ты знаешь где правда, а где ложь,
А главное - никто не видит чем ты занят здесь -
То ли режешь вены, то ли просто блюешь...
Кааайф… Пожалуй, с тем же успехом мне можно было быть водником… хм, или воздушиком… Все стихии хороши, синий, красный, голубой, выбирай себе любой… боги тёрна распорядились по-своему и наверняка правильно. Всё идёт правильно, нравится нам это или нет.
Впрочем, долго высиживать в ванной Чу непривычно. Вытереться, подсушить полотенцем волосы, вспомнить, что сменной одежды тоже нет под рукой. Подстава. Хотя когда-то давно, в далёкой галактике, кажется, ещё с утреца, эта была свежей, и единственное, что может по-настоящему нервировать сейчас Чу, так это пыльные простыни.

- Эмм.. ты куда эт намылился?
Джа,.. - прорывается мысль и застывает на полпути. Ввернуть про бровь, чтобы уже, наконец, научиться и не завидовать белой завистью, становится неактуально. Роттэн, стягивая с волос наверченное на них полотенце, подбредает к оккупированной Лари постели.
Хмм… пора заводить каталог дурацких ситуаций.
Откидывает покрывало с соседней кровати, зачарованно смотрит на парня, не замечая, как дыбится на загривке мокрая и оттого совершенно чёрная шерсть, разметавшаяся по плечам. Под сенью синих огоньков
…А когда я стану пищей для ночных мотыльков,
А когда я стану пристанью болотных огней,
Hазови меня, приду на твой немолкнущий зов,
Hе отринь меня, поелику ты тех же кровей…
бледная кожа, кажется, светится сама. Тонкие белые кольца на пальцах, которым так идёт гитарный гриф с серебристыми струнами. И…
- Никуда, - задумчиво отвечает. – Ты мне скажи, куда мне мылить полотенце? И у тебя не будет рубашки на ночь? Мне непривычно спать нагишом.
Садится, больше на автомате, вытягивает шею к подвернувшимся под взгляд рисункам.
- Что это?

- Да как бы он с утра не спалил, - тихо смеётся Чугада, потягиваясь. «Странный», ну-ну.
Тем не менее, перекидывает ноги на противоположную сторону кровати, оказываясь к Лари спиной. Сбрасывает с себя размахайку, потирает ладонью татуировку на загривке, разминая шею.
- Надо как-нибудь попросить его похвастать работами, вдруг окажется ещё и полезным…
Где-то там, в Северной башне, осталась недомазюканная акварельная картинка. Стиль, конечно, совершенно другой, но никогда не знаешь, где найдёшь новый приём и вдохновение для. Можно попробовать.
Роттэн натягивает футболку, совсем не то, что ты обычно напяливаешь, а, Чу, детка, и, избавившись от джинсов, лезет под одеяло, по привычке распластываясь на животе. Посмотрим, насколько спокойно спится рядом с тобой. Индикатор доверия, чтоб его.
- ..И мы с тобой сможем общаться.. как бы мимо него.
Всё-таки это порядком неудобно, два в одном. Это тебе не Хэд-энд-шолдерс. Да и этическая сторона вопроса…
- У тебя же должно быть личное пространство, хм. К тому же, мне было бы весьма неприятно считать сегодняшнее общение одноразовым, - бормочет Чу, упираясь подбородком в подушку.

Чугада хмыкает каким-то своим мыслям, прикрывая глаза, ещё раз нащупывает на шее цепочку с амулетом, ах, леди, огневолосая, куда-то ты запропастилась.
- Почему не стоит? – однажды, должно быть, Роттэн лишится носа по примеру одной известной любопытной особы, и, скорее всего, даже не будет об этом жалеть. Не в характере.
- Ммм... нет, не надо с ним так. Он славный, - усмехается в ответ Чу, вычленяя из сегодняшнего дня конкретно Лари. – Есть, думаю, другой способ заиметь собственное тело. Хочешь, завещаю своё? – сонно смеётся, хотя предлагает всерьёз. Смерти Чугада не боится и в силу периодически почти фатального отсутствия инстинкта самосохранения задумывается о ней нечасто. Чем гадать, что там и как, лучше один раз проверить, а раз проверять всё равно рано или поздно доведётся – зачем заранее беспокоиться на этот счёт?
Внезапное изменение в ощущениях заставляет отвлечься от продумывания путей решения задачки Джа. Роттэн выпрастывает руку из-под одеяла, чтобы провести пятернёй по негаданно высохшим волосам. Вот почему от "своих" приятно, а от чужих - как ушатом помоев окатывает?..
- Как ты вообще живёшь с такой своенравной шевелюрой? Может, подстрижёмся? – Чугада поворачивает башку щекой на подушку, ловя его взгляд.
- Звучит как предложение интима, - насмешливо комментирует. – Что-то ты, братец, зачастил. Научи лучше вон огоньки пускать, а то что ж только плохому-то.

Ну, положим, во тьме предстоящего интима я обычно не грешу ни тем, ни другим…
- ..Просто берёшь пыль и разгоняешь её в воздухе до такой степени, что бы она начала светиться. Ну..
Да, пожалуй, сработает. Можно ещё найти частиц фосфора… Роттэн обрывает вялотекущие мысли, прекрасно понимая, что если начнёт разгонять их в плане «пошустрее», а не «прочь», то, скорее всего, вслед за этим примется разгонять и пылинки, что фактически отменяет всё "спать" и ставит в далеко идущие планы уборку помещения. Потом наверняка явится директор, судя по тенденции имеющий особый хитровывернутый скилл возникать невовремя,  уж тогда взыскания будет не избежать, что, в сущности, ерунда, ну, и отношения с ним будут окончательно испорчены, что было бы весьма некстати. Нам здесь жить, всё-таки, сдавать ему всякую ботву, да и любопытный он…
- Джаст-ин… - почти благодарно бормочет убаюканное мыслями чу-довище сквозь дрёму. Почти нежно. День был хорош, спасибо. Натянув одеяло до носа, сцепляет руки вокруг подушки, мягко усмехаясь ушедшему.

Роттэн подскакивает ни свет ни заря. Понятие растяжимое, разумеется, но за окнами ещё темно, что для такого существа, как Чу, с уверенным совиным циклом бодрствования, вообще нонсенс, и Лари, кажется, спит. Попытки забить на пробуждение, перевернуться на бок и досмотреть что-то, что же... вот дрянь, сон забылся. Точно помню, что там была акварельная рисовка. Что-то о свойствах зеркал.
Приходится садиться, взъерошиваться, нахохливаться, как воробей в луже (из приоткрытого, видимо, окна по полу тянет сквозняком), натягивать джинсы, как-то машинально, по привычке, переодеваться в свою размахайку и босиком шлёпать в ванную, мельком косясь в сторону спящего парня. Приятней картины спящих людей только та, где они, помятые бурной ночью, не разлепив глаз, по стеночке бредут на кухню, ставят полупустой электрический чайник мимо конфорки и опускаются на соседнюю табуретку за первой утренней сигаретой...
Роттэн тихо фыркает. Похмелье у Чугады, если правильно выспаться, выражается только в жажде, которую чучело принимается утолять прямо из-под крана, нагнувшись и частично вымочив под холодной струёй вечно лезущие в лицо, зар-раза, прядки.

- Хм. Почему же не спим? Жажда замучила?
Вот и верь после этого людям. Или нет, не так: вот из-за чего мне не спится. Присутствие чужаков всегда отзывалось беспокойным сном, но чтобы так, заранее, Чу, детка, ты бредишь.
Ванная для Чугады – личная зона, вторжение в которую категорически не приветствуется, даже если её временный обладатель ничего сверхъестественного в этот момент не творит. Роттэн медленно выпрямляется (ну как, выпрямляется – лёгкую сутулость выправлять никто и не думал) и поворачивается лицом к двери. Ладонью вытирает воду с неприятно сухих после вчерашнего пьянствования губ.
- Похоже, интим мне сегодня таки обломится, - какой, однако, мягкий эвфемизм для рвущейся изо рта матерщины, нехорошо ухмыляется, беззастенчиво разглядывая хамоватого оккупатора. Внешность у вторженца, к слову, оказывается довольно обычная, но в Игнотусе Чу ещё не приходилось встречать обычных, поэтому в горле щекоткой поднимается волчий интерес. А уж подобное выражение лица для Чугады всегда было провокацией, на которую грех не ответить.
- Если ты задаёшься подобными вопросами, то либо страдаешь нарушением зрения, либо или не в состоянии самостоятельно проанализировать картинку на сетчатке, - голос, со сна сиплый, не передаёт всей гаммы эмоций, пламенно обдающей чучело изнутри. Завернуть кран. Кроме того, вздёрнутый не пойми когда организм начинает требовать сигарет.

Джунферрец радостно хмыкает, сильней кривя губы. Ну, просто родственная душа, аж мурашки по затылку.
- И бла-бла-бла... Дорогой, не надо меня грузить тут своими умными фразами. Иди поспи, в твоем состоянии это важно. Тебя до кроватки довести? Нет? О тебе же забочусь, потом мне спасибо скажешь. Или не скажешь... Ну да ладно, все равно пожалуйста, - выдав сию умопомрачительную тираду, новоявленный благодетель, вопреки собственным словам, перегораживает дверной проём, прирастая спиной к чем-то полюбившемуся ему косяку, за счёт чего становится одного роста с Чугадой. Нашёл себе развлекуху. Ну, прелесть же. За это Роттэн почти прощает язве вторжение в расширенное в левые степи извращённым восприятием мира личное пространство. Почти.
Поэтому Чу неспешным шагом проходит к двери, перешагивает через вытянутые ноги, оказываясь ровно между дверным косяком и хамоватым телом, упирается ладонью в стену у черноволосой головы – частью для равновесия, частью для пущего эффекта. Ухмыляется в мутные от наглости глаза, плотно сомкнув на мгновение губы.
Прекрасно осознавая, как звучит спросонья голос, понизить тон до интимно негромкого и предположить доверительно, переводя взгляд на чужие губы:
- Детка, ты не представляешь, насколько я самостоятельное существо. А если ты не прекратишь оценивать людей только по внешности, пропустишь о них массу интересного.
Дружеский совет, ага. Роттэн переступает ноги окончательно, независимо поводя плечам, пока незнакомец, кто его знает, не удумал ещё чего-то, и движется тихим шагом к окну. Забирается с ногами на подоконник, за задёрнутую занавеску, брезгливо отряхивает друг о друга ступни от приставшей пыли, устраивает локти на открытую форточку. Из-за пришествия второго, какого-какого?, в общем, даже если небо таки рухнет, устав от мирского снобизма, пафоса и бла-бла, что там ещё такого утомительного есть на свете, отказывать себе в маленькой привычке Чу не собирается.