>>> вот бы знать, откуда счастье привалило

Роттэн оглядывается. Воскрешает в памяти успокаивающие переборы пианино. Глазастые пернатые пеньки. Откуда вообще в моей башке взялась эта метафора, хмм.
В совятне оказывается неожиданно чисто и уютно - Чу с некоторой брезгливостью отбрасывает мысли о том, что придётся искать не загаженную птичьим помётом поверхность, и устраивается поудобнее на карнизе - так, чтобы последние лучи скользили не в глаза, а по пергаменту. Спасибо всем, кто в силе и вправе, особенно тем, кто придумал перьевые ручки, благостно позволяющие эстетствующим придуркам выпендриваться, не марая пальцы чернилами. Три разноформатных листа, три конверта без адресов и имён. Строчки неаккуратным почерком, округлым, с выпирающими острыми чёрточками, словно ощетинившиеся.
"Близкому другу в далёкий город, на расстояние суток в двести, в конверте, который, надеюсь, девственности лишится только в твоих умелых руках, о незабвенный похабник."
Роттэн передёргивает плечами и меланхолично отвинчивает крышечку пластиковой бутылки с травяным настоем, купленным в аптеке несколькими часами ранее. По языку разливается терпкое сладковатое послевкусие. Неожиданно навалилось в этот раз, вроде и признаков передозировки не было, так а вот же. Скотство. Не отследимши. Хотя не удивительно - ритм жизни с переездом в Игнотус сбился, там же, в Иреное, были совсем другие нагрузки и круг общения, и что там ещё влияет.
"Вновь асоциальный психоз, что даёт мне повод и время отлипнуть от местных фаворитов и черкнуть вам пару строк. Обзавожусь новыми способностями, обрастаю вещами и связями, в частности, бесплотным старшим братцем, обитающим в теле одного из фаворитов. Ну да, кому, как не мне, так влипать. Переосмысливаю понятие инцеста. Братец науськал читать в чужих умах, ты же всегда хотел знать, что думает о тебе блонди с Лесной улицы, когда смотрит с тем выражением? Подробности у Вары. Пни её там ласково, чтоб выслала рецепт своих травок, от местных я сплю на ходу и вижу цветные сны, пристоняясь к вертикальным поверхностям. Кстати, кое-кому тут тоже не помешает.
Было бы круто подборку ваших свежих графоманств. И, Марк, детка, ещё одно дело. У тебя папаша втемный, я знаю, пусть глянет цацки - тебе Эле или Игора отдадут.
На цветение не ждите."
Хищная птица с завораживающими очами снимается с насеста и, подхватив послание, скользит над озером, теряясь с глаз долой. Ещё один глоток, ещё одно недовольное передёргивание плечами и прямоугольное бумажное тело.
"Здравствуй, моя маленькая арийская шлюшка, садись на мои иренойские колени, буду тебе сказки сказывать. Вначале был Эру Единый, в Иреное зовётся он Элеватор..." Нет, на такие пространные речи мы сегодня не способны, а надо ещё домашним отметиться.
"Привет, дорогие, уж сами там разберитесь, кто отвечает за то, чтобы поведение Чугады соответствовало репутации семьи Роттэнов. Всё идёт своим чередом, расходы в пределах, связи налажены. Я староста факультета (как вы, возможно, помните, это полшколы), гордитесь. Да, я тоже не знаю, о чём думали эти люди, когда подписывались на меня.
К делу. Вещи передать лично младшему Лосмару и проследить, чтоб старший не прибрал их к рукам.
На цветение не приеду.
Всех ценю. Chu.
ps Господин Хозяин замка меня невзлюбил. На железки имеет виды. Не ведитесь."
Сова, последние минут пятнадцать топчущая роттэновское колено, терпеливо позволяет потрепать себя по перьям и тяжело вспархивает в ночереющее небо.
В тихий шорох совятни вплетается нечто новое - ощущения непередаваемые, не интенсивные, но вполне ощутимые уже в некоторой степени обузданной способностью Чу. Очень похоже на Лари, и в то же время.. словно он не один. Роттэн даже вздрагивает, и ещё раз - обернувшись, роняет с колен последний неотосланный лист с парой строк и даже секунды полторы подряд не находится, что сказать.
- Славный костюм, господин хозяин замка, - слегка нервная усмешка. Пей, пей, Чу, детка, свои успокаивающие травки, только не захлебнись ненароком.

Усталость от человеческого общества даёт о себе знать волной раздражения, покалывающей кончики пальцев, хоть и значительно более слабой, чем обычно - видимо, детка действительно подобрался к душе Чугады, если такая, конечно существует, довольно близко. Чу на всякий случай залпом опустошает половину оставшегося настоя, но и сонная одурь не может заглушить взрыв эмоций, вызванных словами белобрысой бестолочи. Так это не просто оборотное зелье - Господин Хозяин разгуливает в теле Лари? Роттэн едва сдерживает стон. Только утром же говорили с леди по поводу ахихрени, точнее - по поводу Син, который обещался помочь! Хорошо, может, и не обещался, - если вдруг вздумает отпираться и придираться к словам, - но помочь им с Теей он не откажется, не захочет, чтобы детишки себе навредили. И теперь, если Кольраун встретит леди, если леди обмолвится.. Миссия охранителя тайны под угрозой, хехе. Но.. ладно. Пусть узнаёт. Леди в относительной безопасности - вещи у неё уже нет. Вещь уже вообще вне всякой досягаемости кого бы то ни было. Чучело бросает взгляд в проём - в чернющем звёздном небе птиц уже не видать, может, они уже даже за горизонтом, - потому прозёвывет момент, когда сильные руки обнимают покатые, чуть сутулые плечи.
Не отвечать на поцелуи вообще Чу не умеет. Даже представить себе не может, как это - когда тебя целуют, а ты стоишь истуканом, и наоборот - когда ты. Но мысли в упрямой темноволосой башке продолжают развиваться, и благодаря, и вопреки, потому что не думать вообще Чу не умеет тоже. Если Кольраун прознает о тайне, которая принадлежит им с девушкой, и сорвётся - страшно подумать, каким способом он попробует вынудить их расстаться с железкой. Леди - девушка сильная, Роттэн - тварь хитрая, но господин хозяин и в одиночку и сильный, и хитрый, и несоизмеримо более опытный противник. Прав был Лосмар - до инициации с такой безалаберностью я не доживу. Ладно бы только я. Но кто мог знать, что.. Чугада с нервным смешком отстраняется, выскальзывает из объятий, подбирает попавшееся на глаза письмо к Варе, с непередаваемым выражением лица глядя на парня. Незнакомый запах, незнакомый вкус, и целует он.. по-другому. Не отвечать на поцелуи чучело не умеет, не замечать их, естественно, тоже. Гляди-ка, детка, Чу, перед тобой единственный и неповторимый шанс переспать с директором Игнотуса. Даже если он не планирует - так легко будет его раскрутить. Ну, что ж ты стоишь прирастаешь к полу?
- Ты же знаешь, что Кольраун кое-что ищет. Ты понимаешь, к каким вообще шикарным последствиям может привести это твоё приключение?
Чугада не умеет обижаться - слишком тоскливое, медленное, если угодно, чувство для такого характера. Чугада злится и желает восстановить нарушенный этой выходкой внутренний баланс. Самым сладким и равноценным сейчас кажется заставить его снова поверить, что Чу - парень, но Роттэн вовремя вспоминает о том, какими словами Син описал своё нынешнее положение. И о том, что эта дрянь, скорее всего, произошла не по его воле. И сдерживает уже готовую сорваться гадость, скрещивая руки на груди.

Железки - действительно дело не первой важности, и будь Роттэн в менее чувствительной части цикла, чучело оставалось бы дьявольски спокойно и без настоек. Но сейчас под удар может попасть леди. Хуже только если бы это была Вара, Чу скашивает глаза на сжатый в руке лист, дочиркать при Лари? Это Лари вообще? Второй, красочный слой мира открывается послушно, будто Роттэн не сознанием оперирует, а моргает. Известно, под воздействием сильных эмоций и всяческих алкоголей-наркотиков сила любого мага возрастает. Только мне сбрендившего и обкурившегося сейчас не хватало.
Лари странный. Нет, это не Константин, не Тьма со средиземного моря, но иней отливает чёрным металлом, и чучелу, стремительно схлопывающему сознание, это дичайшим образом не нравится.
Джаааст? Что происходит?
Молчание. Ну, разумеется, как что важное, так нас нет. Или "нас" нет по другой причине?
- Где Джастин? - довольно резким тоном осведомляется Роттэн, даже не надеясь отрезвить стоящего рядом человека.
- Кто?? - искреннее удивление, почти ревность, какое-то недовольствие, закипающая злость. Что за?!
- Брат, - почти шипит чучело, по-звериному тараща глазища с перекошенной яростью морды, вероятно, и правда приобретая сходство с чудовищем, неясно каким образом вывалившимся из-под крыла мамочки-ночи в уютную совью беседку. - Наш.
Человек, небрежно опирающийся на столешницу, зависает. Такое выражение лица бывает, когда пытаешься вспомнить первую строчку из песни, которую знал когда-то.
Фантастика-романтика.
Джаст! - ором орёт Роттэн на случай, если всё же сумеет докричаться. Как вас, остолопов, обратно-то веруть..
Так. Не мельтеши. Выдохни, успокойся, отвлекись. Как в том анекдоте, давай, детка, "остановииись, обезьяна, подууумай!". Дрянь слушается. Роттэн - единственное существо, которого всегда и безоговорочно слушается бессовестная дрянь. Дрянь прикрывает глаза и мееедленно, судорожно выдыхает, вместе с воздухом освобождая в теле место под мысли. Наши подсознания связаны. У меня есть дверь, через которую я могу пройти в его подсознание. Проявления у этой связи были и внешние, в основном поведенческие, но ведь и сейчас они с директором сливаются! А значит.. значит, есть возможность пройти в подсознание одного чудака, и, если его там не окажется, попасть на внешний уровень. Это должно быть даже проще, чем лезть внутрь.. Если, конечно, они не справятся сами. Чшш, детка, детка, видишь? - всё поправимо, ничего фатального. Всё хорошо. Неразумных людишек можно поправить как были. Но не сейчас, когда выдаётся такой воистину неповторимый шанс. А Роттэн ценит такого рода эксклюзив. Роттэн не спеша подходит поближе, встаёт напротив, едва начатое письмо выскальзывает из пальцев на стол. Роттэн с ровным выражением лица - краешки губ чуть приподнимаются в ухмылке - снизу вверх заглядывает Константину в глаза, такой высокий, так непривычно, подняв руку, скользит ладонью по его шее, надёжно заплетая пальцы в непривычно короткие волосы.. а другой, коротко, без замаха - меньше времени осознать, что происходит - со всей дури бьёт, метя в солнечное сплетение. С солнцем у нас вечно какие-то взаимогавканья..
- Это ты, надеюсь, понимаешь, за что? - быстрый шёпот сквозь расползающуюся ухмылку.
Дури у Чугады много.

Воздух весь такой внезапный - вспыхивает снопом искр, на полном серьёзе пысыпавшихся из глаз огневика. Красиво, - мелькает отстранённое.
Ярость уходит, оставляя азартную джузу, "чудо" довольно. Баланс восстановлен.
Лари знал, что артефакт принадлежит и леди тоже, Лари соглашался помочь с его освоением, Лари был в курсе, что чучело встречалось с леди этим утром - сам же отправлял, а теперь по замку бродит Антея, которая считает Син источником вожделенных знаний - и Константин в его теле. Учитывая, что на Кольраун способен (взять хотя бы ту же историю с Син и Кицунэ), он ещё мало получил. Принимая во внимание то, что происходит с ним сейчас, и то, что леди он знает от силы встречи три, - достаточно. Тему можно считать закрытой.
- А если я? - в груди сладко замирает от предчувствия чего-то захватывающего, щекочущего нервы, искорки бегут по венкам, когда чужие пальца теребят волосы - странное ощущение, странное, и когда он отстраняется, отворачивается, потягивая сигарету, Роттэн испытывает почти разочарование. Почти, потому что это чувство - тоже слишком тоскливое и медленное, чтоб "чудо" сумело отдаться ему всерьёз, скорее - горячее раздражение. Потому что с Лари хорошо и спокойно, интересно и опасно, но Роттэн не знает наверняка, способен ли он на пожёстче. Там, на башне, перед срывом, когда он прикручивал меня к каменной стене, казалось, что способен. Господин хозяин замка - способен наверняка. Тем паче, стихия огня - очень в её духе, насколько мы, непросвяшённые, можем судить.
А пожёстче Чу нравится в равной степени с той плавной.. хм.. нежностью взахлёб?
Роттэн затягивается, вспоминая, что за вечер курить ещё не приходилось, и даже странно, что никотиновый голод не давал о себе знать. Протягивает руку, цепляет чужой подбородок, заставляя повернуться обратно и встретиться взглядом с насмешливыми чернющими глазами, горячими и наглыми, склонив темноволосую башку к плечу.
- Ты это что же, обижаешься? - пауза. - Если ты - что, мм? - "вперёд, детка, ты, правда, считаешь меня девицей и, по ходу, думаешь, что на девах руку подниать не вправе.. смешные человечьи предрассудки".

Осознание такого поведения Константина приходит лишь пару минут спустя и подобно ведру ледяной воды. Откровением. Чу затягивается покрепче и кривится, потому что на плечи снова наваливается сонная тяжесть, которая мало того что встаёт в глотке комком ваты, через который звуки проталкивать трудней и ленивей, так ещё и раздражает. Чугаде некомфортно такое состояние, ещё менее комфортны частые перепады настроения.
Бедняга Син, ты же понятия не имеешь, с кем ты связался. Ну, да мы тебе сейчас объясним.
- Ты обо мне ничего не знаешь, - сигаретный дым окутывает, воздушная подушка между спиной и дурманом от зелья. Роттэн подтягивается подальше от края стола, качая ногой в воздухе. Ками тёрна. - Я слишком привыкши к тому, как люди, что-то для меня значащие, реагируют на мои выкрутасы. Забываю, что они по большей части имеют представление о том, что и почему со мной происходит. А ты - нет.
Затяжка-усмешка. Передышка, подбор слов, тихое уханье, копошение, звёзды. Неспешный полёт пера по чудной траектории.
- Ты знал, что леди мне некоторым образом дорога как память. Как ты думаешь, что случится с леди, которая вот сейчас искренне полагает, будто некий Лари Син поможет ей с одной проблемкой, если она встретит шляющегося в таком виде Тина? - но это одна сторона. Ты же первый раз сталкивается с роттэновской "справедливостью", выраженной в агрессивной форме, потому что прежде тебе хватало то ли ума, то ли интуиции, то ли личостных качеств избегать такого развития событий. Первый раз сталкиваешься с этой грёбаной нестабильностью, последний период которой грянул в ноябре посреди иренойских мощёных улочек. Предполагаю, ты вообще первый раз сталкиваешься с таким стихийным бедствием, оснащённым извращённой логикой повдения, мышления и мировосприятия?
Таким равнодушно-насмешливым тоном Чу имеет обыкновение рассказывать всё подряд, в том числе о собственном безрадостном, неизменно заставляя Вару звереть. Так неумолимо мягко мать разговаривает с двоюродной сестрой Игоры, которая приезжала пару раз в Иреной, - рождённой с генетическими ущербностями, хронически тяжело больной. Что поделаешь, наследственность - в этом плане мне здорово подфартило.
- Я не обижаюсь, не злюсь, не отстраняюсь, не отношусь к тебе хуже, не думаю тебя отталкивать, детка. Что ты там себе ещё можешь напридумывать, уж не знаю. Человек, с моей сугубо личной, нескромной точки зрения обошедшийся со мной неправильно и не покаявшийся, получает по мозгам, и на этом всё заканчивается, qui pro quo. Без исключений. А ещё периодически я устаю от людей настолько, что становлюсь дрянью совершенно невыносимой. Но это другая история, и я лечусь, так что это ерунда, это ничего. Всё фигня, кроме пчёл. Что, ещё не надумал послать меня болотом?
Ленивый взгляд на недописанное для Вары, грозящее за многословными подробностями перерости в очередную "бесконечную балладу" в прозе.
"..Он создал Айнуров, они были плодом дум его, он с ними разговаривал. Айнуры творили музыку, у Эру развивалась шизофрения. Потом Айнуры ушли на землю и забрали музыку с собой, а та от них возьми да и съмойся. Одна её часть превратилась в ноты, позалезала людям в головы и заставила их петь и сочинять. Другая эволюционировала в вообще непонятную пофигень и стала заставлять людей курить, маяться мыслями и сподвигаться на поступки нежно выражаясь неоднозначные. В частности, одно существо, родившееся 13 мая 1992 года. Таким образом, 31 декабря 2009 года это существо, родившееся 13 мая 1992 года, в обществе первой попавшейся симпатичной девушки и полезло в якобы пустующий кабинет директора за бесхозной железякой, да не простой, а хитро.."
Поскорее бы она передала рецепт.

Чу щурится и смеётся, хрипло, невесело, негромко, но искренне. Да, параноик. Именно. Отдаю себе отчёт, "признаю себя ослом", как говорил капитан Смоллет, правда, не по этому поводу, но не важно.
- Естественно, не спасают, они же.. - для людей? Роттэн мотает башкой, закусывает губу, продолжая посмеиваться. Поднимает брови, щелчком посылает окурок в полёт к земле. Что, не беспокоит больше пакетик с лосмарским зельем?
Думы мои — сумерки, думы — пролёт окна,
Душу мою мутную вылакали почти до дна.
Ну, хватит.
В воздухе распускаются цветочки мирового идиотизма и частного психоза, ягодок дожидаться Чу не собирается, в плане вкушения чужих настроений Роттэн скотина не особо переборчивая, но тут оригинальностью не отличается. Соскальзывает со стола, с раздражением отмечая, что в груди всё же что-то дрогнуло и натянулось, вот зарраза, обвивает руками шею - приходится тянуться, высокий, непривычно высокий, прижимается, заглядывает в глаза, детка, да деетка, смотри, всё идёт своим чередом, всё нормально, для нас же в пределах нормы и с Кольрауном неурядицы, и в общем колдобины. Так же интереснее, ну, подбросило тебя на дороге, смотри, у тебя есть якорь. Ты же не истеричка. Ну же, детка.

Вот и славно. Вот и всё, вот и славно. Хоть он и жалуется, настроение Чугаду уже устраивает. Именно с таким настроением и надо жаловаться, что бы там ни бухтела Вара.
- Хорошо, - уголки губ лукаво приподнимаются. Упоминание о мороженом тянет за собой утренние посиделки с Кицунэ.. но это попозже. - Было бы замечтательно, если бы завтра вы, ко всему прочему, нашли способ вернуть себе своё.
Чу перебирает тёмные прядки, пряная ночь объемлет и плечи, и ветер, и перья, и запах кожи.
- Тёрн вот-вот зацветёт. Там, на родине, взорвётся большой храмовый праздник, ночные гуляния, ритуальные пляски, карнавальные шествия и прочая ленточная шебутень, присущая таким случаям. Это такая.. точка перехода.
"Мы - рождённые ночью, но ночь лишь снаружи темна, а если в неё окунуться, она даже светлее нас". Там, на родине, смещаются пласты земной коры, совпадают потоки энергий, боги тёрна радуют чудесатостями.
- Традиционно предполагается, что та ночь не для сна. Если хочешь, можешь занять меня чем-нибудь.
Тут можно будет обойтись бодрствованием на всю ночь, и толком не важно, чем занять себя, потому что праздничное безумие здесь почти не имеет того смысла. Это в Иреное стоит садиться за перо или акварель в ожидании вдохновения свыше, избавляться от старых работ более или менее радикальным способом. Здесь если только отзвуком накроет.
Пальцы бродят в волосах, в ночном свете кожа кажется жемчужно-бледной, созерцательная "прелесть какая" зажигает искорки в роттэновских глазах - это инквизиция с факелами носится за бесами.
Деетка.. - щурится чудовище, привставая на носки, чтоб проскользит губами по скуле.

Короткая острая вспышка желания, так что на какое-то мгновение-два Чу глохнет и слепнет, гипертрофированно остро ощущая только тактильную информацию, поступающую в мозг. Самое время съязвить про эрогенные зоны в не положенных по регламенту труднодоступных местах. Про то, что у некоторых чересчур широкие понятия о человеческой привлекательности, граничащие с неразборчивостью, и про..
- И чего же мне остерегаться? - вкрадчиво интересуется Роттэн, нарочно подталкивая воображение Тина в угодное чудовищу русло, шуршит по рубашке ладонью, на которой внезапно обнаруживаются ногти, а под рубашкой чьё-то подтянутое напряжённое тело. Вывернуть шею, влажно укусить за нижнюю губу, увлекая в голодный глубокий поцелуй.

Вместе с чужими ладонями по коже электричат мурашки. Странный и довольно забавный опыт, человек один, тело другое, но это можно будет покрутить в мозгах, когда они снова обретут способность к более-менее связному мышлению. А ещё можно, наверное, распахнуть сознание, чтобы видеть Лари, чувствовать обширнее, но оно, скорее всего, пока не готово к таким перегрузкам.
Руки скользят по ткани, ткань мешает, ткань следует убрать, пуговицы? - чёрт с ними, расстёгивать - значит, ломать ритм, стучащий в висках, слышный в дыхании, горячими волнами в движениях горячих ладоней, в движениях всего тела - Роот задирает чужую рубашку, касаясь нагой кожи. А потом замирает, от недоумения даже выныривая из состояния мелодии.
Чем это плохо, детка? Ну-ка, расскажи, - Чугада склоняет растрёпанную башку к плечу, брови поднимает, усмехаясь в глаза человеку.
Прикосновения к татуировке приятны тоже, но дают внезапный побочный эффект. "..звезда треш-фильма, в финал ты покатишь в одиночестве," - отзвук лосмарской подколки так отчётливо тревожит слух, что Чу даже встряхивается, как вылезшая из воды животина. Ками тёрна, Марк, с тобою. Разве ты меня не знаешь.